Село Усть-Киран в кяхтинской командировке значилось одним из последних, проигнорировать которое мы никак не могли.
Хотелось посмотреть место, облюбованное купцами без малого полтора века назад. Собственно, вокруг ДАЧ НИКОЛАЯ МОЛЧАНОВА, АЛЕКСЕЯ ЛУШНИКОВА, АЛЕКСЕЯ СТАРЦЕВА, ЯКОВА НЕМЧИНОВА И ДРУГИХ КУПЦОВ (всего их было семнадцать) и зародилось село, называвшееся первоначально Преображенское.
Наверное, кому-то сегодня покажется невероятным тот факт, что Преображенское, затерявшееся на восточных границах России, в свое время играло примерно такую же роль, как Царское Село – летняя резиденция императорской семьи. Учитывая, что по количеству миллионеров маленькая Кяхта соперничала с Москвой и Санкт-Петербургом, то сравнения Преображенского с Царским Селом, считаю, вполне уместны. У именитых купцов были не только капиталы, но и отменный вкус, поэтому они и выбрали берег небольшой речушки Киранки для летнего отдыха, где проводили несколько месяцев в году. В тенистых садах стояли беседки, играла музыка, недалеко крестьяне пасли скот, пели птички. Пастораль!
На основе прочитанной краеведческой литературы после посещения Кяхтинского музея в голове невольно возникали какие-то полуабстрактные, но яркие образы – заросшие травой старые беседки, покосившиеся стены некогда добротных усадеб…
В плену иллюзий мы находились примерно полчаса, может, минут сорок, пока ехали на машине от Кяхты до Усть-Кирана. Даже предупреждающие таблички огромного танкодрома, растянувшегося вдоль гравийки, не сбили с лирического настроя. За вершиной небольшого склона, где, судя по брошенным бутылкам и банкам пива, местные «задабривали» духов, открылась сельская панорама. Ярко-желтые купола небольшого храма на месте церкви Преображения Господне, построенной на деньги купца Якова Немчинова в 1862 году и разрушенной в 30-е годы. Рядом раскинулся сельский погост, на котором обрёл свой покой купец первой гильдии Лушников. Большой крест из черного мрамора доставили по заказу купца из Богемии, его Алексей Михайлович хотел поставить на могиле декабриста Бестужева, однако к моменту, когда памятник прибыл на окраину империи, купец Лушников скончался и общественность решила поставить этот самый крест на его могиле. Собственно, всё. Трехметровый черный мраморный крест – единственное, что хоть как-то напоминает о купеческой странице в истории Усть-Кирана.
Местные жители ожидаемо ничего не могли даже приблизительно показать и рассказать о купеческих дачах, хотя в селе есть небольшой музей. Складывалось впечатление, что сами они слышали об этом первый раз.
– Купцы? У нас? Можа, и были, хто их знат…
– Вон там приезжие чего-то прибирались, может, там?
– Жили когда-то, тама вон крест стоит, один похоронен, а больше чё сказать-то?
В какой-то момент подумалось: «Хоть соврали бы, что ли…».
На берегу Киранки большая тополиная аллея, деревьям лет сто, кажется, может, где-то здесь чаевали кяхтинские особы? Или стояла церковно-приходская школа, построенная дочерью купца Немчинова Серафимой Яковлевной? На берегу мятая-премятая легковушка, рядом с которой пожилой мужичок не то распутывает, не то собирает сеть. Решив, что мы из рыбинспекции, отбрасывает снасть в сторону.
– Мы свои, – не найдя подходящих слов, пытаюсь успокоить мужика, вдруг, что расскажет.
– Может, подскажете, не здесь ли стояли дачи купцов?
– Не, точно не здесь. Эти тополя мы в детстве сажали, тут школа стояла. Где-то в другом месте они жили. Здесь же дамбу сделали, весь берег перекопали, сейчас, поди, и не найдешь…
На кладбище вряд ли можно найти координаты купеческих дач, подумали мы, но хоть посмотрим на большой крест, доставленный из Европы. Первый вывод, глядя на могилу Алексея Михайловича, – сюда не зарастает тропа, но ходят, чтобы всячески напакостить. На черной, отполированной до зеркальной глади поверхности креста чётко видны следы от пуль. Более подходящей цели горе-стрелки, вероятно, не нашли. Некоторые буквы целенаправленно чем-то сколочены. «Ал..ьй М.хайловичъ Луш.иковъ 1831– 1..01». Фирменной пометке богемских мастеров у основания креста также досталось: «И. Ц…гросъ. Пильзно. Богемия – А..т.i.». С могилы дражайшей супруги Алексея Михайловича – Клавдии Христофоровны – утащили тяжелые металлические цепи, исчез крест… «Почему мы живем как амебы – без памяти и сердца, без чувств и сострадания?» – ответа на этот вопрос я так и не нашел.
Собственно, сами кяхтинцы к своей истории также относятся без особого пиетета, хотя, возможно, нам просто не повезло с собеседниками. Бесполезно спрашивать о савошниках и ширельщиках – самых распространенных профессиях времен чайной благодати. Дай бог, если безошибочно покажут дорогу к дому купца Второва или дому, который был подарен купцом Христофором Кандинским дочери Клавдии, бракосочетавшейся с Алексеем Лушниковым. Работники Краеведческого музея имени Обручева, чьи фонды нередко сравнивают с самим Эрмитажем, сетуют, что местные жители очень и очень редкие гости, а у военных посещение музея вообще считается плохой приметой. Посмотрел экспозицию – надолго застрянешь в городке. Знание истории проецируется на отношение к памятникам старины. Характерный пример – Дом купца Алексея Лушникова. Двухэтажное здание уцелело не благодаря желанию потомков, а, скорее, вопреки. Домик, в котором бывали неоднократно декабристы, гостили, обсуждая дальнейшие планы своих экспедиций, великие путешественники и первооткрыватели, банально разделили по принципу коммунального общежития на комнатки. Глядя на огрызки электрических проводов, понимаешь, что в один миг здание могло сгореть. Хорошо, что в итоге нашлись инвесторы, благо пока еще есть что спасать. В старину умели строить, делали это на совесть. Здесь даже штукатурные гвоздики, которых потребовалась не одна тысяча, выкованы в кузнице! Поштучно! Кирпичные подвалы, на которых держится верхняя часть, будто выстроены вчера. Кирпичик к кирпичику, только мусор, оставленный благодарными потомками, надо разгрести.
Алексей Михайлович внес такой вклад в развитие Кяхты, которую величали то чайной столицей, то песчаной Венецией, или даже Забалуй-городком, что его имя должно быть вписано в историю форпоста на восточной окраине России золотыми буквами. Но не до золота благодарным потомкам – дом хотя бы сохранили.
У купца Лушникова останавливалось столько знаменитостей, что если бы от каждой персоны прикрутили к стенам табличку, дом бы еще сто лет простоял, держась исключительно на них.
Вот что писал академик В. А. Обручев, чье имя впоследствии будет присвоено краеведческому музею: «Я проехал прямо в Кяхту, где должен был остановиться в доме Лушникова, с дочерью и зятем которого познакомился весной в Иркутске. Его зять И. И. Попов, студент, был сослан за участие в революционном движении в Троицкосавск. В этом гостеприимном доме останавливались многие путешественники на пути в Китай или обратно, здесь были Пржевальский, Потанин, Клеменц, Радлов. При содействии хозяина я закончил снаряжение в путешествие. В усадьбе Лушникова меня поместили во флигеле, где жил И. И. Попов с женой. В большом доме жил сам Лушников с женой, дочерьми и сыновьями, частью уже взрослыми. Семья была высококультурная. Лушников в молодости был хорошо знаком с декабристами, жившими в Селенгинске и часто посещавшими Кяхту, которую они называли Забалуй-городок. В этой семье я встретил самый радушный прием. Мне нужно было заказать вьючные ящики и сумы для экспедиции, купить седла, найти переводчика, знающего монгольский язык, нанять повозки и лошадей для переезда в Ургу. Всё это устроилось благодаря М. А. Бардашову, заведовавшему складами Лушникова. Все приготовления были закончены, и я простился с гостеприимным домом Лушникова». Американский журналист и путешественник Дж. Кеннан вспоминал, что был приятно поражен, что в купеческом доме на границе с Монголией его прекрасно встретили, здесь играла музыка, но самое важное – хозяева общались с ним на английском языке, поэтому чувствовал он себя как дома.
Свою историю династия Лушниковых ведет из Великого Устюга от Фрола Лушника. «Повел Фрол братьев и детей на Урал-камень, через широкие сибирские степи, через тайгу, к самому Байкалу-озеру», – напишет позднее внук Алексея Лушникова Виктор Иннокентьевич. В качестве родового гнезда Лушниковы облюбовали город Селенгинск.
Отсюда Михаил Михайлович Лушников отправил сына Алексея с 1843 по 1846 год учиться в русско-монгольскую школу, а затем коммерческому делу в конторе именитых купцов Нерпина и Ременникова. «В этой школе он научился многому. Но не искусство наживать деньги мне нравится в нём – в Сибири это не такая трудная вещь, мне нравится в нем стремление приобретать и умственный капитал – это жажда познаний, твердое желание восполнить свое недостаточное воспитание», – писал Михаил Бестужев своей сестре Елене. В Кяхте Алексей Лушников окончательно поселился в 1857 году, начав самостоятельно вести торговые дела.
При непосредственном участии Алексея Михайловича в городе открывается типография, где выпускается газета «Кяхтинский листок», «Байкал», а затем библиотека, чьи фонды выросли до 20 тыс. томов!
Имя купца первой гильдии Алексея Лушникова тесно связано с образовательными учреждениями. В 1862 году в Кяхте открыла двери Женская гимназия – одно из любимых детищ Лушникова, не жалевшего капиталов на ее содержание и развитие. Позднее он стал попечителем реального училища, основанного в память о визите Великого князя Алексея Александровича. Открыл и содержал школы в небольших селениях Топка и Монохоново. Не забывал купец и о Троицкосавской общественной библиотеке, жертвуя сотни томов книг и журналов, аналогичную помощь получала и Селенгинская библиотека.
Многие дома, построенные на деньги Лушникова, сохранились до сих пор, но без деревянного дома в бывшей Кяхтинской слободе ансамбль будет неполным.
– История этого дома в слободе Кяхты достаточна любопытна. Его семья Лушниковых, скорее всего, купила. Он изначально был одноэтажным, а потом его площадь значительно увеличили за счет надстроек, – рассказывает Лилия Цыденова, заместитель директора по научной работе Кяхтинского краеведческого музея имени академика В. Обручева. – Дом за это время сильно обветшал, его едва не потеряли, но два года назад благодаря Русскому географическому обществу и меценатам началась долгожданная реставрация.
– Лилия Борисовна, после капитального ремонта планируется разместить экспозицию, посвященную семейству Алексея Михайловича, тем, кто бывал в его доме, или она охватит все кяхтинское купечество?
– Пока мы сами не знаем, что там будет. Ведь дом реставрируется на частные средства. Если отдадут под музей, то на первом этаже будет буфет, кинозал, лекторий. Кроме этого, хотели бы разместить библиотеку. В фондах нашего музея есть прекрасный книжный фонд, который собирали в советский период. Поскольку Алексей Михайлович, его семья способствовали открытию одной из первых в Сибири библиотек, всячески поддерживали, мы хотели, чтобы и в его доме была библиотека, куда люди смогли приходить, читать, общаться. На втором этаже видим, в первую очередь, рабочий кабинет Алексея Михайловича. Далее купеческая гостиная. Экспозиция, посвященная всему кяхтинскому купечеству, и, конечно, история географических открытий Центральной Азии. Многие путешественники останавливались у Лушникова, снаряжали здесь свои экспедиции, искали проводников. Сюда возвращались после путешествий, восстанавливали силы.
– Какие экспонаты должны быть там обязательно?
– Многое придется изготавливать «под старину», ту же самую купеческую гостиную, по сохранившимся фотографиям. Экспозиция по истории географических открытий у нас готова, хоть завтра можем выставить. Хочется добавить к этому мультимедийное, интерактивное оборудование, чтобы посетители как можно глубже смогли погрузиться в эпоху золотого века Кяхты.
– Побудем на минутку оптимистами и представим, что дом Лушникова обретает статус филиала Краеведческого музея имени В. Обручева, что дальше?
– В этом случае часть экспонатов краеведческого перекочует туда. Нам есть что показать!
«И через столетие не померкли, не стали сегодня менее значительными личности Алексея Михайловича и Клавдии Христофоровны Лушниковых. Для духовного нашего здоровья и ради благодарной памяти о них важно продолжать их благородные и добрые дела».
Борис СЛЕПНЕВ
Фото автора. Архивные фото предоставлены Кяхтинским краеведческим музеем им. В. Обручева