ОДИН ИЗ САМЫХ ЗАМЕТНЫХ МОЛОДЫХ БУРЯТСКИХ ХУДОЖНИКОВ АМГАЛАН РИНЧИНЭ в детстве всерьез не думал о том, чтобы заниматься искусством.
Окончил школу, вуз по специальности «биоинженер, технолог», потом поступил в аспирантуру и даже поработал в «Байкалфарме». Но творческая энергия требовала выхода – так появился в жизни Амгалана сначала дизайн и работа в рекламном агентстве, а затем театр кукол «Ульгэр», где он работает до сих пор художником, дизайнером и арт-менеджером. Путь как художника начался в Российском госуниверситете, где он учился по специальности «теория искусства».
– Честно скажу, бурятская культура меня не интересовала, я был в этом, и для меня не было ничего необычного, все само собой разумеющееся. В университете объяснили, что культура – это самое ценное, что есть в человеческой цивилизации, потому что через нее мы создаем свой мир. В Москве я этим проникся и оттуда приехал приверженцем, ярым защитником, исследователем, хранителем бурятской культуры. Эта культура мне самая близкая, понял, что я в ней жил, меня воспитывали в ней и знаю её как себя.
Особый след в творческой душе оставила бабушка со стороны мамы, семья которой придерживалась шаманизма. Ее дом, по словам художника, был похож на жилище колдуньи.
– У нее было много «примочек»: кости, черепа, ее дед был шаманом. И это стало для меня открытием неизведанного мира, здесь что-то страшное, темное, хтоническое. Она не говорила на русском языке, и для меня бабушка была словно с другой планеты. Мне показалась, что она и есть сама природа, она в ней, она с ней общается и это что-то настоящее, честное. Сейчас в своем творчестве только и занимаюсь тем, что возвращаюсь туда, в ее дом. Мы с ней мало общались, но эта связь наладилась с тех времен.
Художник выбирает свой способ говорить с миром о важном для него. Любая культура нуждается в переосмыслении, ведь время идет, меняются люди, контекст, и человечество переосмысляет опыт предшественников через призму новых знаний. Для Амгалана Ринчинэ способом общения с миром стало визуальное искусство и экспериментальное творчество.
– Прошло достаточно много времени с советского периода, в котором искусство было идеологическим, выросло новое поколение, кто не жил там. И сейчас они довольно взрослые, чтобы заявить о себе. Это поколение с новой моралью, этикой, которое не воспринимает экспертов как каких-то столпов, к мнению которых нужно прислушиваться, появилась смелость выражаться. Форма без оглядки на чье-то мнение.
Сначала первые выставки в университете, затем в проекте «Хроники исчезающих деревень», куда его привела Надежда Абзаева. Здесь Амгалан заявил о себе как о художнике. А затем собственные проекты, неизменно связанные с бурятской культурой и, конечно, с экспериментом. Выставка «Дотор/Внутренний», шокировавшая улан-удэнцев, концептуально связана с бурятской ментальностью.
– Дотор – это мои воспоминания из детства, когда я жил в деревне, наблюдал, как заготавливают на зиму мясо, как из тела барана вынимают желудок, кишки, промывают. Вскрывался удивительный «орнамент» внутренностей. Это так красиво и естественно – животное отдает свою жизнь, чтобы мы жили, и у бурят это красивый церемониал. Это воспоминание я и воплотил в проекте. Узор узнает любой, кто живет в Бурятии, это то, что вшито в код. И это мое заявление зрителю, что внутри тоже очень много красоты, ее нужно уметь разглядеть.
Желудки сушил, солил и из них составлял композиционную картину. Бабушка так делала, когда сушила мясо, она была носителем этого знания. Большинство были в шоке, что искусство может быть таким и что бурятское искусство может быть таким. А оно действительно бурятское, оно и пахнет по-бурятски, и выглядит по-бурятски. И попадает в самое сердце, моментально возвращая к корням.
Уже потом этот орнамент повторился в керамике, которую делал Амгалан. Из гипсовых слепков с желудков появлялись чашки, тарелки. Его идея нести эстетику через вещи позволяет распространить ее на большое количество людей.
Обращение к корням и бурятскому фольклору – это тоже важная часть творчества Амгалана Ринчинэ. А «Гэсэр», как известно – базис народного творчества. К этому эпосу художник обратился в графике и создал серию картин, посвященных рассказу о царе птиц и трех его дочерях, одна из которых плачет, другая танцует, а третья поет в ожидании того, когда их съест чудовище.
– Это же отношение ко времени у бурят: сегодня, завтра, послезавтра. Если сегодня случилось горе – то это неизбежно, завтра – попроще, а послезавтра – это вообще далеко, поэтому она поет. Удивительная космология. И я такой же бурят: сегодня все горит, завтра – будет завтра, а послезавтра – это вообще непонятно когда и можно не беспокоиться. В этом тексте вшито много наших ментальных черт.
Одна из интересных работ Амгалана – кокон, выставленный в Центре современного искусства «Залуу». Инсталляция символизирует Бурятию, которая еще не вылупилась как гражданское общество с пониманием свобод, волеизъявления и пока находится в коконе. Работал художник и с цианотипией – это бессеребряный фотографический процесс, при котором можно запечатлеть не сам предмет, а падающую от него тень. В этой работе он подчеркнул исчезающую культуру, язык. А хий морин нашел отражение в картине, где изображен мифический конь, несущий на спине волшебный камень, исполняющий желания, – чинтамани. Его он повторил вновь и в керамике.
– Я буду экспериментировать всегда, это мой принцип. Мне важно рассказать, что я понял о себе и своей идентичности, и если это кому-то поможет больше увидеть, узнать бурятскую культуру, будет здорово. Переосмысливая бурятскую культуру, ты ее актуализируешь. Для себя я ее актуализирую точно. Получается ли у меня это сделать для всех – не могу сказать. Современное искусство – удивительное направление, оно очень демократично. Любые идеи могут быть высказаны, любые материалы могут быть использованы, нет правил, и это для меня классно.