Михаила Михайловича Агафонова знают и уважают не только в небольшом Читкане, где он прожил всю сознательную жизнь, но и далеко за пределами Баргузинского района. Маститый охотник в свою очередь знает окрестные леса, наверное, не хуже ограды собственного дома, потому как, если сравнить время, проведенные на промысле, и в своей деревне, то перевес точно будет в пользу тайги.

 – Я прожил здесь всю жизнь, охотиться начал с 14 лет, и вот по сей день не могу расстаться с тайгой, хотя мне уже семьдесят лет.

– А что, в советское время с 14 лет брали на охоту?

– Да, у колхозников стаж шел с 14 лет. Первый год ходили в лес в качестве ученика, а потом переводились в штатные охотники, и уже все сами делали. Первым делом зарабатывали себе на оружие - тозовки, карабины продавались свободно. Ствол стоил 18-20 рублей, на шкурку соболя можно было купить пять ружей, вот как мех ценился, по-настоящему мягкое золото! В семье Агафоновых росло 12 человек – 7 братьев, 5 сестер. Отец Михаил Миронович тоже был охотников, и этому не стоит удивляться – в то время все окрестные деревни жили промыслом. Сегодня подобный выбор одного из сыновей Михаила-отца скорее назвали бы преемственностью поколений, охотничьей династией, зовом предков. Но Михаил-сын на этот счет более категоричен.

– Жизнь заставила, – рубит он натруженной ладонью воздух, словно ставит печати, заверяя каждое свое слово. – Семь классов окончил, куда идти? В тайгу. Братья тоже пробовали промыслом заниматься, но постепенно бросили.

– А кто обучал необстрелянную молодежь таежному промыслу, старики? Ведь 14 лет – это подростки! Задавая вопрос, я мысленно на секунду вспомнил сына в этом возрасте, тут же представил жену, которая костьми ложится, не пуская кровиночку в лес на растерзание медведям. Какой лес, когда в доме начиналась паника, если он не отзванивался через полчаса, уйдя гулять на улицу с друзьями. Откровенно, я и себя не представлял один на один с тайгой ни в 14, ни в 24…

– Тайга сама научит. Смотришь за взрослыми и сам повторяешь – вот и вся наука, – выдает короткий как слово «лес» рецепт народного образования Михал Михалыч, тут же резонно замечая: – Чтобы специально с тобой кто-то возился, такого не было. Когда возиться-то, если сезон начался и зверь пошел. Раньше план давали не только по пушнине, мы заготавливали дикоросы, березовые почки, листья брусники – работы много. Между охотничьими сезонами Михаил Михайлович отдыхал, причем, весьма своеобразно: набрав бригаду, рубил дома. За свою жизнь поднял 117 домов – целую деревню или поселок! К промысловому сезону мужики готовились загодя: дорог не было в лесу, все вещи, снаряжение, продукты заносили на участок на себе.

– А бывали моменты, когда Вам было страшно?

– По молодости разве что, когда медведя первого добывал. Надо было утвердиться: вот, смотрите, я добыл! Че там, 14 лет, пацан еще, хотелось показать, что не хуже мужиков... А сейчас он мне и не нужен, так, посмотришь – пусть идет.

– А случалось, когда медведь не оставлял выбора?

– Да, и такое было. Один сезон, помню, девять шатунов пришлось добыть. Осень выдалась голодной, медведи никак не хотели залегать в берлогу. Я на «вертушке» завез продукты, а потом, пока заходил по земле, они съели все мои запасы. И началась у меня война с ними: ночь-полночь караулишь. Он же может и к избушке прийти, бывали случаи, когда собаку вытаскивал из зимовья. В 1981 году жуткий случай был. Два брата наняли двух конников, завезли продукты. Поужинали, легли спать. Ночью шум, гам, кони, оторвав поводья, разбежались, медведи их угнали, не пойми куда. Мужики вверх постреляли, вокруг темень – куда пойдешь, к тому же собаки исчезли. Сели в зимовье, лампы зажгли, одну поставили на окно, чтобы светлее было, отпугнуть зверя таким образом. Вроде стихло, мужики уже собрались спать, как медведь одним рывком вырвал дверь и давай мять всех. Выжил в итоге один конюх. И со мной всякое было – тонул, горел, под медведя попадал, но, видимо, столько на роду написано, живу вот. Однажды километра четыре медведь шел за мной. Собаки впереди бегут, лают на белок. Как будто кто дернул меня, я оглянулся, а он уже тут как тут, успел перезарядить двустволку, и два жакана загнал в него. Вспотел за секунды, сел и не могу в себя прийти... Так-то, медведь хитер, если задумает тебя скрасть – он это сделает. Надо все время быть начеку, если в тайге думать не будешь – пропадешь.

Основным объектом охоты у промысловиков Баргузина был и остается соболь. В урожайные годы Михаил Михайлович добывал по 120 соболей и больше. За успехи его несколько раз отправляли на ВДНХ, лет пять-шесть считался лучшим охотником района.

– Ленту нацепят, да еще десять рублей премии дадут. Почетно!

– Агафонов довольно прищурился, будто в эту секунду ему повязывают ту самую ленту. – Но свобода мне еще больше нравится в этой работе, главное, чтобы наряд-задание, которое выдавали на год, выполнил. Начиная с ондатры, белки, орех столько-то, грибов столько-то, ягод. В межсезонье оказывали помощь – хозяйствам строили кошары.

– Михаил Михайлович, вот всю жизнь в тайге, а как умудрились жениться-то?

– Так еще и двух дочерей народил, вроде как два раза и побывал дома. У нас мужики в шутку так и говорят, мол, сколько раз дома ночевал, столько детей в семье.

– За много лет скитаний по тайге приходилось блуждать по распадкам?

– Вот не могу понять, как в тайге можно заблудиться, там все ясно и понятно. Как можно заблудиться в своем доме? Хотя современные охотнички ходят по распадкам по навигатору, по GPS ставят капканы. Какой из него промысловик, если он не помнит, где ходил, и не знает, куда идти?

– Самый хитрый из зверей – лиса?

– Нет, росомаха. Она везде залезет. Если лабаз обустраиваешь, то ствол дерева обиваешь обязательно железом, чтобы не залезла. А если она надыбала приваду для соболя – все сожрет и капканы спустит, такая хитрая, ужас.

– Говорят, опытный охотник может загодя определить, каким будет предстоящий сезон?

– Да, если весна холодная, то соболя шибко-то не жди. Собольки появляются на свет в конце мая голыми, страдают от холода. Если год неурожайный, то в организме зверя включается режим торможения, плод не развивается, и в таком состоянии он может находиться в утробе матери довольно долго. А так, если родился в мае, к ноябрю достигает промыслового уровня. Во времена планового хозяйства охотники помимо добычи занимались отловом соболей, которых впоследствии переселяли с целью увеличения его поголовья и ареала обитания. Отлов пушистого хищника имеет свои тонкости: охотнику необходимо выбирать, прежде всего, высококачественных по цветовым категориям особей. Вся проблема состояла в том, чтобы, не травмируя, поймать ценного зверька. В день, по воспоминаниям Михаила Михайловича, иногда удавалось отлавливать по 12-14 соболей. Живой соболь стоил тысячу рублей, для сравнения – колхозник за год работы получал на трудодни столько же. Ловили в основном зимой. Собаки загоняли зверька в дупло, вокруг которого натягивалась сеть, так называемый обмет, и сигнальные бубенцы. Соболь невероятно осторожный хищник, а в минуты опасности становился осторожнее вдвойне. Поэтому охотники не всегда могли разжечь костер, чтобы согреться, а ловили же зимой.

Одевались очень тепло – носки из собачьей шерсти, полушубок, рукавицы теплые. Сидели по несколько часов, а то и ночи напролет, ожидая, когда зазвенят колокольчики. Попытку прорваться соболь предпринимал, как правило, ближе к утру. Попавшего зверька аккуратно вынимали из сети, сажали в «термос» из дерева – дуплянки, и один из охотников бежал на лыжах в Баргузин сдавать меховой трофей. Далее соболя помещали в карантин, где подкармливали орехом, мясом, а потом, если зверь подходил по кондициям, отправляли осваивать новые таежные пространства. К сожалению, промысел по отлову и переселению соболей постепенно затухает. Настоящих охотоведов остались единицы, завтрашний день мало кого беспокоит.

– Таежным промыслом может заниматься не каждый, все штатные охотники, считаю, ненормальные люди: вместо того чтобы дома спокойно работать – бегут в лес. Тайга затягивает. Время пришло – начинаешь собираться. Ничего с собой поделать не можешь.