Балхар Анатольевич Шатуев, нейрохирург. Окончил медфакультет БГУ, ординатуру проходил в 2015 – 2017 гг. на кафедре неврологии в ИГМАПО; в 2017 – 2019 гг. – на кафедре нейрохирургии в ИГМАПО. С конца 2019 года – в РКБ им. Семашко. 

– Преподаватели медицинского факультета БГУ заложили в нас хорошую базу. Больше всего запомнился преподаватель по анатомии Иннокентий Степанович Башелханов, так как анатомия – это базовая наука для врачей. А многие из преподавателей – теперь мои коллеги: например, Батор Аюржанаевич Дониров – заведующий кардиохирургическим отделением сердечно-сосудистой хирургии; Геннадий Федорович Жигаев – профессор по общей и госпитальной хирургии.

Полагал, что буду работать неврологом, но когда нас во время обучения отправили на месяц в отделение нейрохирургии Иркутской областной больницы, где познакомился со многими светилами нейрохирургии и загорелся желанием заниматься именно нейрохирургией – сама специальность показалась очень интересной и близкой мне, и остался там еще на месяц, после чего появились мысли дальше продолжить обучение по нейрохирургии. В 2017 году поступил в ординатуру по нейрохирургии на этой же кафедре. Заведующим кафедрой был Владимир Викторович Шпрах – ученик основоположника неврологии в Сибири Хаим-Бера Гершоновича Ходоса. Эта кафедра – ведущая по неврологии в Сибирском федеральном округе. После окончания ординатуры у меня уже была четкая цель – вернуться в Бурятию и работать нейрохирургом в РКБ. И только в свободное время сейчас могу заниматься неврологией. Все мое время теперь занимает нейрохирургия.

С Василием Петровичем Хундановым, нашим заведующим, кандидатом медицинских наук, главным нейрохирургом Бурятии, был знаком еще с Иркутской областной больницы, и когда я пришел в отделение нейрохирургии РКБ, он стал моим наставником, очень хорошо принял меня в отделении и подсказывал, объяснял особенности работы в Бурятии. Это один из лучших моих учителей. Коллектив нейрохирургов РКБ встретил меня хорошо, мы сразу нашли общий язык, и у нас получается эффективно работать, сложные случаи всегда обсуждаем вместе, консилиумно. В коллективе царит дружная атмосфера, у нас работают люди разных возрастов, причем не только мужчины, но и женщины, несмотря на вредность и физическую сложность нашей профессии.

Все наши операции делятся на плановые и экстренные. Экстренные плохо запоминаются, потому что там все быстро и оперативно. А к плановым ты можешь подготовиться за месяц, за неделю. К плановым относятся операции при онкологии, дегенеративных заболеваниях позвоночника, таких как остеохондроз и развившаяся на его фоне грыжа. Свою первую грыжу я прооперировал в первые месяцы ординатуры (мы делаем ее под общим наркозом и спинальной анестезией). Делал ее под спинальной анестезией, то есть пациент был в сознании, общался с нами, потому я и запомнил эту операцию, что разговор был интересным и сама операция прошла как по маслу. Операция по удалению грыжи – базовая, с нее мы начинаем свой хирургический путь. Конечно, бывает и так, что эта операция может оказаться самой сложной из-за анатомических особенностей конкретного пациента. Здесь важно сориентироваться и не растеряться, сделать все правильно. Такие операции мы начинаем проводить под контролем старших нейрохирургов, наших учителей.

Самыми сложными сейчас считаются высокотехнологичные операции в функционально-значимых зонах (например, речевой центр), проводимых под нейронавигационным контролем и нейрофизиологическим мониторингом с использованием awake-технологий: при труднодоступных опухолях головного мозга; эндоскопическое удаление опухолей; удаление опухоли мозолистого тела. Аwake-технология позволяет вывести пациента из наркоза во время операции, чтобы можно было в ходе операции наблюдать, как работает его речевой центр, ведь оперативное вмешательство происходит очень близко к речевому центру, при удалении, например, опухоли. А когда человек в сознании, то по его речи можно понять, не задет ли речевой центр. Это новое слово в нейрохирургии. Техника выполнения таких операций очень сложна, а риск осложнений высок. Аппаратура для таких операций тоже требуется сложная, например, микроскоп Пентера, который мы используем в РКБ. Самая сложная операция, которую я проводил, была еще в ординатуре в Иркутской областной больнице. Это стереотаксическая термодеструкция, то есть хирургическое лечение тремора рук при болезни Паркинсона. Здесь, к сожалению, мы этим не занимаемся, потому что нет аппарата. Эта операция сложна потому, что она проводится без анестезиолога и без наркоза через маленькое отверстие в черепе – трефенацию. Хирург сам делает местную анестезию, чтобы на коже сделать доступ. Головной мозг у человека не чувствует боли, поэтому можно оперировать его без наркоза, но при этом кожу нужно обезболить. Операция тогда прошла успешно и дала хороший результат. Я очень переживал за пациентку и до сих пор поддерживаю с ней контакт, эффект от операции сохраняется до сих пор. Мы всегда переживаем за пациентов, особенно когда хочется помочь человеку и это удается, то переживаешь за то, чтобы закрепить результат. У нас в стране виной ЧМТ в основном является бытовой травматизм: конфликтные ситуации, ДТП, драки, алкоголь. А так хочется, чтобы с пациентами не повторялись те несчастные случаи, которые привели их к нам.

С института нам всегда говорили, что самый трудный пациент – это тот, кто сам является врачом. Это действительно так. Но я считаю, что надо найти понимание с любым пациентом, иметь подход к каждому. Я очень рад, что пошел именно в нейрохирургию. Большинство студентов идут в нейрохирургию сразу после института или после ординатуры по общей хирургии, а я сделал по-другому: из терапевтической специальности пришел в хирургическую, такое бывает редко. Но я не мог по-другому, ведь всегда хотел работать руками – руками помочь пациенту. Теперь же я все это могу, и это меня очень радует.