Байкал наполовину чист, или…
РОВНО 25 ЛЕТ НАЗАД, 7 ДЕКАБРЯ 1996 ГОДА, на 20-й сессии ЮНЕСКО Байкал включили в список объектов Всемирного природного наследия. В каком состоянии находится «колодец планеты» сегодня?
«Байкал стремительно превращается в болото», «Секретный проект: Китай проложил трубу и качает воду из Байкала, куда смотрит Путин?», «Спирогиру запустили мойщики вагонов на северном Байкале» – страшилки из Сети сыплются на нас как из рога изобилия. Что на самом деле происходит на Байкале? На наши вопросы отвечает директор Лимнологического института СО РАН доктор геолого-минералогических наук Андрей Федотов.
О реальных угрозах
– Андрей Петрович, тема экологии Байкала довольно часто появляется не только в региональной, но и в федеральной повестке. Ни одна из прямых линий Владимира Путина не обошлась без байкальской проблематики. Сибиряков волнует ситуация вокруг накопителей лигнина в Байкальске, проблема неконтролируемых канализационных стоков, нелегальные туристические базы и многое другое. Что, на ваш взгляд, представляет сегодня наибольшую угрозу для Байкала?
– Все зло, все проблемы складываются из мелких частей. Нельзя выделить что-то одно и сказать, вот это больше всего угрожает озеру. В моем понимании, существуют два Байкала. Первый – глубоководный. Второй – мелководная зона. Когда человек выходит на берег, наблюдает мусор, водоросли, – это 5% Байкала, и все неприятности происходят здесь. Слава богу, пока мы не видим негативных изменений в 95%.
– То есть тревога ложная и можно спать спокойно?
– Не совсем так. Следует понимать, что в силу своих размеров Байкал обладает уникальными особенностями. Он считается слабопроточным водоемом, например, для полного водообмена потребуется более 300 лет. Вода в глубоководной части (ориентировочно 400 метров), которую мы пьем из бутылок, если, конечно, она действительно из озера, имеет возраст 14 – 16 лет. И если мы сейчас будем говорить, что на Байкале все прекрасно, давайте гадить дальше, то следует понимать, что эффект наступит через 16 лет, то есть через поколение. Ребенок еще не родился, но он будет пить воду, которую мы испортим сегодня.
Не скрою, даже в академической среде есть люди, предлагавшие запустить канализационные трубы на глубину 80 – 90 метров, куда не проникает солнце и никто там не живет, мотивируя тем, что Байкал способен все «переварить». Но когда мы смотрим на мелководную зону Байкала, то видим, что даже маленький поселок влияет на жизнь озера. Возьмем Листвянку: формально она в Байкал не сбрасывает, все очистные, во всяком случае по документам, настроены на Ангару. Но что видим на самом деле – вся мелководная зона заросла водорослями, спирогира цветет круглый год, потому что получает постоянный приток питательных компонентов: фосфор и азот.
– Кстати, тема спирогиры на Байкале постепенно сошла с повестки дня, но исчезла ли сама водоросль? Может, уже найдены методы борьбы с ней?
– Методы борьбы – это самое последнее, что можно придумать. Некоторые отчаянные головы предлагали: «Давайте заселим Байкал хлореллой (род одноклеточных зеленых водорослей), которая якобы «съест» спирогиру. Но что потом, будем бороться с хлореллой? Спирогира никуда не исчезла. По моим ощущениям, она развивается еще более бурно – все условия для этого созданы человеком. Ее рост начался в местах с высокой антропогенной нагрузкой, а сегодня мы наблюдаем спирогиру там, где нет людей и корабли не подходят, то есть цветет по всему озеру. Другое дело, что ее особо не видно, потому что высокий уровень воды. Но стоит нырнуть на 5 – 10 метров – там просто буйство цвета. Я сам периодически погружаюсь в районе Листвянки и точно знаю, что там водоросли начинают расти уже с середины февраля. Сейчас даже если все закрыть и ничего не сбрасывать в воду, то Байкал сможет очиститься не раньше, чем через 5 – 7 лет.
Об отходах БЦБК
– На промышленной площадке Байкальского целлюлозно-бумажного комбината в очередной раз сменился подрядчик, ответственный за ликвидацию шлам-лигнина. Новому оператору, имеющему отношение к структуре «Росатома», согласно сообщениям СМИ, отводят четыре года на ликвидацию залежей опасных отходов. До конца следующего года он должен выбрать наиболее эффективную технологию утилизации. В чем опасность лигнина и реально ли избавиться от него за четыре года?
– Как минимум с 2015 года ведутся разговоры об утилизации отходов БЦБК, но ничего не сделано и, допускаю, не будет сделано. В накопителях порядка 6 млн тонн шлам-лигнина, делим на четыре года – такой срок заявлен. Получается, что ежедневно необходимо перерабатывать порядка 4 тыс. тонн! Откуда мощности? Сможем ли мы создать такое производство? Самое неприятное, если ввяжемся в бой, а потом выяснится, что деньги кончились, но уже все раскопали и разрыли.
– Выходит, все разговоры последних лет о ликвидации лигнина ничем не подкреплены, кроме лозунгов?
– Получается так, хотя проблема отходов очень серьезная.
– Самые опасные вещества в накопителях это фосфор, азот?
– Нет, соединения хлора. Вся технология была рассчитана на получение целлюлозы. И это классический пример, как не надо делать. Для производства целлюлозы необходимо много чистой воды, она в Байкале есть, а вот леса в достаточном количестве не оказалось, древесину возили из Забайкалья, в итоге на полную мощность завод так и не вышел. Цеха работали на 20% проектной мощности, так писали в докладах еще в 80-годы. Хотя с самого начала ученые предупреждали, что технология быстро устареет. Первые годы отходы сливали прямиком в Байкал, не было технологии очистки, а завод уже запустили. Когда задались вопросом, что делать с отходами, на самом верху сказали: «Работайте, придумаем позднее». В шлам-лигнине содержание воды доходит до 90%. Как вариант решили шлам-лигнин накапливать, потом замораживать и утилизировать. Но выяснилось, что на южном Байкале климат мягкий, там клубника прекрасно растет и шлам-лигнин не замерзает. Технологии очистки постоянно менялись, и сегодня в накопителях «слоеный пирог». На дне – совсем не обработанные отходы, потом материал с разной технологией обработки, потому как когда на БЦБ выбирали технологии переработки отходов, поэтому неправильно применять одну и ту же схему для всех слоев.
– Хорошо, каким образом шлам-лигнин угрожает Байкалу? Следует отметить, что лигнин – это природный материал, но для производства 1 тонны целлюлозы требовалась обработка 980 килограммов химреагентов. И в картах находится уже не чистый природный материал.
– Опасность представляют грунтовые воды, а если сойдет сель? Сегодня много говорят об этом, но никто не спрогнозировал, что на самом деле произойдет. Сель весь шлам-лигнин выпустит в Байкал, выпотрошив хранилища, или какую-то часть? Вопрос. Потому что нет математически обоснованной модели.
– Математически обоснованный сценарий не могут рассчитать или не хотят?
– Задача нетривиальная, на нее должен поступить заказ государства, это работа нескольких институтов. Один создает модель рельефа, второй – гидромодель, третий – математическую модель – как волна селя пойдет. В одиночку на компьютере я не смогу рассчитать. Может, целесообразно заняться переработкой, а параллельно защитой накопителей, ведь главная задача – не допустить попадания стоков в Байкал. Как вариант – сделать станцию перехвата грунтовых вод и строить саркофаг. Даже если сель пройдет, то он пойдет сверху, а шлам-лигнин останется на месте.
О запрете на омуль
– Четвертый год действует запрет на промышленную добычу омуля, насколько эффективна данная мера? Неожиданно на сайте института прочел такую информацию, цитирую: «Результаты моделирования показали, что при сохранении низкого уровня пополнения введение полного запрета на вылов не будет способствовать увеличению промысловых запасов байкальского омуля». Означает ли это, что многолетний запрет не даст желаемого результата?
– Да, это так. Мы не добьемся воспроизводства, если не запретим нелегальный вылов, запретили ведь легальный. Проблема – в браконьерстве, когда во время нереста перекрывают реки. Высекают поголовье, дающее потомство, в этом проблема, и она не решена. Легальные бригады его и раньше во время нереста не ловили, но наказали в первую их.
– Разные ведомства негласно спорят, сколько рыбы в Байкале: Росрыболовство дает цифру в 21 тыс. тонн, Лимнологический институт насчитал 31 тыс. тонн, неувязка в 60%. Почему такая разница?
– Если в двух словах, то дело в методах подсчета. Мы считаем, сколько омуля в Байкале, а они – сколько идет на нерест, и потом пересчитывают на весь Байкал. В этом году проводили совместный гидроакустический подсчет в дельте Селенги, результаты будут обнародованы позднее.
О высоководном периоде
– Еще недавно СМИ пугали народ катастрофическим обмелением Байкала, сегодня уже говорят о периоде большой воды, который может продлиться 15 – 20 лет. Что происходит с озером?
– Очевидно, что мы перешли в режим высокой водности, хотя, по нашему мнению, это должно было случиться лет 8 назад. Если считать, что вся климатическая система работает, как и раньше, например, в 18 – 19 вв., то режим высокой водности продлится 20 – 25 лет.
– Ученые Лимнологического института установили станции онлайн-мониторинга на реках Иркут, Баргузин, Селенга. Каков результат исследований и достигнут ли хотя бы промежуточный результат?
– Гидрологический режим – одна из зон нашей ответственности, поэтому и установили тестовые станции онлайн-мониторинга на этих реках, на очереди теперь Слюдянка. Эффект оцениваю по реакции Минприроды Республики Бурятии, когда в режиме реального времени специалисты видят, как меняется уровень и динамика Селенги.
В моем понимании, существуют два Байкала. Первый – глубоководный. Второй – мелководная зона. Когда человек выходит на берег, наблюдает мусор, водоросли, – это 5% Байкала, и все неприятности происходят здесь. Слава богу, пока мы не видим негативных изменений в 95%.
А ситуация на реке складывалась напряженная. В середине августа превышение уровня воды над среднегодовым трехлетним значением составляло больше метра, и едва не повторилось наводнение 1971 года. В итоге экстренно занялись берегоукреплением. Следующая задача научная – понять, почему так быстро произошла перестройка водного режима реки. Планируем установить станцию мониторинга гидрофизических параметров воды Байкала в Листвянке, такая работает в Больших Котах. В режиме реального времени можно смотреть, как меняется температура воды, содержание хлорофила, минерализация и т. д. Будем сравнивать антропогенную нагрузку Листвянки и Больших Котов не разовым наблюдением, а в онлайн-режиме.
– В Байкале сосредоточено порядка 20% мировой пресной воды, не зря его называют еще «колодцем планеты». Вода становится стратегическим сырьем, и многие компании не прочь основать бизнес по ее продаже. Но мы помним скандал с закрытием завода в Култуке. Хотелось бы знать ваше мнение на действия властей, сначала разрешивших забор воды, а потом закрывших предприятие. Возможен ли цивилизованный бизнес по розливу воды?
– Трудно найти более экологичное производство, чем розлив воды. Если посчитать, сколько кубометров в час сбрасывает Иркутская ГЭС, то заводы по розливу воды смогли бы забирать определенное количество ее без ущерба для Байкала, но в случае с Култуком проблема лежит в другой плоскости. Где пытались построить этот завод? Правильно, в самом «углу» Байкала, поближе к железной дороге, то есть коммерсанты рассматривали в первую очередь финансовый интерес, свою прибыль. Но в данном случае возникали огромные репутационные риски, этот угол негласно называют «гнилым». Нам еще в 2000х заказывали исследования этой территории. Уже тогда не все пробы воды соответствовали санитарно-микробиологическим показателям, и без дополнительной обработки вряд ли ее возможно было продавать. И когда смотрел заключения на разрешение добычи воды, где черным по белому было написано примерно следующее: «По заключению Лимнологического института, вода хорошего качества…», говорю им, что такого заключения я вообще никому не давал. На Байкале не так много мест, где технологически возможно и экономически выгодно добывать чистейшую воду с минимальными обработками, хотя они, безусловно, есть.
О тайнах Байкала
– Изучением Байкала ученые занимаются без малого 200 лет, начиная с Бенедикта Дыбовского. Полностью ли изучено море за это время или остались некие тайны? Приходилось ли ученым сталкиваться с необъяснимыми явлениями на Байкале?
– Многое из того, что происходит сейчас на Байкале, для меня тайна. Недавно мы исследовали изотопный состав воды Байкала (подобные работы проводились 30 лет назад), выяснилось, что за это время изотопный состав воды сместился в сторону утяжеления. Вода, которую мы сейчас пьем, оказалась не той, что попадает с атмосферными осадками, которая сформировалась примерно 2 века назад. И, чтобы Байкал уравновесился с атмосферой, понадобится еще порядка 200 лет. Важно найти ответ на вопрос: как изменения повлияли на жизненный цикл организмов, когда они стали потреблять тяжелую воду? Это сейчас наиболее интересный момент, на который мы, безусловно, должны обратить внимание. Потому что некоторые факты не можем объяснить исключительно антропогенными нагрузками, например, гибель губки. Возможно, это связано как раз с изменением воды на изотопном уровне.
– Может, дело в чистящих средствах, которые, если верить рекламе, «убивают все известные микробы»?
– Загрязнители нового поколения – еще одна актуальная тема для нас. Поэтому мы начали исследования сбросов уже после очистки на предмет содержания не стандартных компонентов, контролируемых нормами: фосфора, серы, азота, хлора, а продуктов метаболизма лекарственных препаратов и косметологии. Мы обрабатываем руки антисептиком, пьем лекарства, в том числе антибиотики, женщины пользуются косметикой. Для очистки от всего этого очистные не предназначены совсем. И наша задача посмотреть, как продукты метаболизма после разложения влияют на биоту.
Глобально про Байкал мы выяснили практически все, теперь интересует внутренняя структура – а как это происходит? Например, как случилось, что голомянка за 2 млн лет эволюции перестала откладывать икру и стала живородящей?
– Вы сами любите отдыхать на Байкале?
– В других местах я уже и не провожу время.
– А какие места нравятся больше?
– Где нет человека, это преимущественно северный Байкал.
Борис СЛЕПНЕВ, фото автора
